«Мальчик русский»: Егор Москвитин о новом фильме ученика Сокурова

Кругом война, а этот маленький: на «Кинотавре» показали фильм Александра Золотухина «Мальчик русский» — одну из самых уязвимых и человечных картин этого года. Егор Москвитин — о том, что он увидел в голубых глазах нашего солдата.

Деревенский чудик Алеша, нескладный, безусый, идет добровольцем на фронт Первой мировой. Его обезоруживающая простота действует на всех, но, увы, не на немцев. Так что уже в первом бою Алеша теряет зрение после газовой атаки. Но увечье для него — не повод вернуться домой. Мальчишка прибивается к зенитной батарее и становится «слухачом» — дозорным, который должен предупреждать остальных о приближении вражеских самолетов. Устройство, в которое сажают Алешу, называется акустическим локатором. Послышится что-то, чего нет, — получишь затрещину от офицера и прослывешь мальчиком, кричавшим: «Волки!» Прослушаешь рев моторов — боевые товарищи погибнут.

Параллельная сюжетная линия — документальный фильм о репетициях оркестра «Таврический» в современном Санкт-Петербурге, который готовится исполнять Рахманинова. Звуки в истории про 1914-й год будто нарочно оторваны от изображения, законсервированы для вечности, спрятаны от увядания, в отличие от военных эпизодов, снятых будто на состаренную пленку. Музыка в современном сюжете, напротив, заполняет собой все пространство. Рифмуя их, режиссер Александр Золотухин и фильм, и себя, и зрителя превращает в тот самый акустический локатор. Но что же именно мы должны услышать в мирном небе над головами? Предзнаменование новой катастрофы? Элегию о трагическом несоответствии человеческого потенциала времени, в котором герою довелось жить (ведь родись Алеша на век позже, он был бы в этом оркестре)? Песню о том, хотят ли русские войны? Или что-то совсем другое?

Прежде чем искать ответы, нужно, наверное, повториться за всеми. Александр Золотухин — сын военного летчика, ребенок военных гарнизонов, один из учеников Александра Сокурова. Прежние выпускники киностудии мастера в Нальчике уже прославились в России и в мире. Кантемир Балагов привез в Канны «Тесноту» и «Дылду». Кира Коваленко экранизировала Фазиля Искандера в «Софичке» и с вершины кавказских гор крикнула о том, что не существует кино женского и мужского. Из фестивалей первым это услышал выборгский смотр «Окно в Европу». А «Глубокие реки» Владимира Битокова вместе с «Кислотой», разлитой где-то неподалеку, взяли приз за лучший дебют на последнем «Кинотавре». Каждая из этих работ расширяет этнографию современного российского кино, смещает его центр тяжести и добивается той драматургической инклюзивности, о которой сегодня говорит весь мир.

В интервью выпускники Сокурова вторят друг другу, что мастер запрещал им смотреть его фильмы. Тем не менее влияние его ощутимо в каждом кадре — видимо, это те случаи, когда этика определяет эстетику. Можно предположить, что Сокурову важно смягчение нравов в российском обществе, поэтому и в работах его студентов много телесности. В «Александре» Сокурова есть сцена, где русская Родина-мать и чеченская старуха обсуждают, как пахнут их сыновья. Соответственно, в «Мальчике русском» запахов больше, чем в «Мешке без дна» Рустама Хамдамова: это запахи леса, бани, каши, мочи, пороха и израненной плоти. Еще у Сокурова особые отношения со звуком — и фильмы учеников воспроизводят их, даже когда в кадре царит абсолютная тишина. Ведь совершенно точно существует русское ощущение биографии как мелодии: почти в любой народной песне у нас можно встретить образ пути.

«Мальчик русский» — именно такая пронзительная биография маленького человека: походная и пыльная, мелодичная и звонкая, согретая солнцем и обладающая оглушительной силой. И самое прекрасное в ней — то, в каком контексте она выходит. Европа все еще зачитывается романом «1913: Лето целого века», а англоязычный мир только-только знакомится с документальным фильмом Питера Джексона «Они никогда не станут старше». Как бы смешно это ни звучало, но единственным вкладом России во всеобщую дискуссию о столетии Первой мировой остается фильм «Елки 1914» — нежный и печальный, но никем за пределами нашей страны не увиденный. «Батальон» можно не вспоминать. «Самодержцу пустыни» Леонида Юзефовича уже 25 лет, и западному фронту он предпочитает приключения барона Унгерна в восточных степях — это почти что русский «Апокалипсис сегодня». А ведь Первая мировая война и есть та точка невозврата в «семью народов». Кому, как не ученикам Сокурова, автора «Франкофонии» и «Фауста», искать путь назад?

Но фокус с «Мальчиком русским» в том, что это не совсем кино, а скорее видеоэссе. Чтобы превратить этот выстраданный материал в фильм, нужно выполнить в голове много формальностей: привязать голоса к героям, провести линию фронта между конкретным и абстрактным, наладить актерскую дисциплину. Но все это ни секунды не нужно: как и его герой, «Мальчик русский» прекрасен в том виде, в котором он был впервые показан в Берлине. При желании эту удивительную историю даже можно представить как пересказ «Ежика в тумане», только вместо тумана здесь будут немецкие газы, вместо котомки — солдатский котелок, а вместо лошадки… а впрочем, здесь будет и лошадка. Фронт в этой картине — тот же нарисованный Норштейном лес или даже выжженная земля из «Снов» Куросавы: сюрреалистическое пространство, берегущее от глаз посторонних самую реалистичную правду. Фильму Золотухина удается зафиксировать, как бы пошло это ни звучало, трагическую хрупкость мальчишеской души. В советской и российской прозе встречаются самые разные описания русского мужчины, оказавшегося на войне. «Веселый солдат» Астафьева — история про стойкость, закаленную смехом. «Кавказский пленный» Владимира Маканина содержит почти гомоэротическое описание влечения к врагу, попытки полностью познать кого-то перед тем, как решиться на то, чтобы его убить.

В 2011 году Александр Сокуров зачем-то приезжал в Иркутск и сказал удивительную фразу: «Глаза русского солдата — не глаза убийцы». В 2019-м турбулентном году ученик Сокурова едет на самый политизированный в мире фестиваль и предлагает еще раз заглянуть в эти голубые глаза.

Источник