Илья Тилькин: «Мне нужен герой, которого я пойму, как самого себя»

В декабре 50 лет исполняется известному и востребованному сегодня сценаристу Илье Тилькину. Он – автор сериалов «Тихий Дон», «Григорий Р.», «Крестный», «S-парта», «Ненастье», «Годунов», фильмов «Сталинград», «Человек у окна» и многих других. Мы встретились с Ильей Владимировичем и поговорили о его жизни и творчестве, а также о роли драматурга в кино.

– Как происходит становление сценариста? Вы же по первому образованию музыкант…
– Не думаю, что многие в детстве мечтают стать сценаристами. Я, например, стандартно рассчитывал быть милиционером, причем, припоминаю, собирался ездить на машине с буквами «ПМГ». А что это означало, уже не помню. Многие сценаристы начинают со специального образования, хотя бы писательского – это тоже не мой случай. Пока получал образование в училище при консерватории, был уверен, что это на всю жизнь. Вышло иначе, хотя музыка никуда из жизни не делась. После училища я уехал на Север, в Норильск, где к тому времени мой отец придумал и возглавил одну из первых в России частных телекомпаний «Модем». Там я стал абсолютно телевизионным человеком: поскольку компания была крошечная, то работать приходилось много и во всех ипостасях. Вел программы как ведущий, снимал их как режиссер или оператор, монтировал, рисовал титры, писал музыку и т. п. Тогда же в мою жизнь вошел театр. Норильский драматический театр – удивительный, прекрасный, с отличной труппой и невероятной поддержкой зрителя – впустил меня в свой мир, дал мне первое понимание о драматургии, подарил друзей-артистов на всю жизнь.

– Как родители отнеслись к тому, что вы решили столь кардинально поменять жизнь?
– Мой папа, Владимир Ильич – инженер-телевизионщик, который еще шестьдесят лет назад начинал свою карьеру в ленинградском телецентре. Папа – классический шестидесятник: инженер с гитарой. При этом человек необыкновенно творческий – сочинял стихи, писал песни и так далее. Но главное – его умение и привычка объяснять какие-то важные вещи через ассоциации, притчи. Донести смысл через обалденную историю – это к нему. А мама у меня – литературный редактор. Она пятьдесят лет проработала в «Доме книги», в издательстве, и книги у нас в доме были чем-то сакральным. Библиотека была подобрана фантастическая, и читали мы с братом очень много. Среди всего прочего, мама была подписана на «Альманах киносценариев». И вот это, наверное, – вспоминаю ваш вопрос – было очень важной частью моего становления. Я читал киносценарии взахлеб, как обычные книжки. Думаю, советская кинодраматургия у меня зашита в подкорке. Моими кумирами были драматурги; я знал фамилии, которые знали немногие; имел представление об огромном количестве фильмов – не глядя, а лишь прочитав сценарий. Кстати говоря, впоследствии это рождало немало смешных ситуаций: я уверял, что в фильме есть такой-то эпизод, а его там не было… Описывал достоинства какой-то роли, а из фильма ее вырезали, и т. д.

– Как вы поняли, что писать сценарии – ваше призвание?
– Будучи уверенным, что призвание мое – телевидение, я при первой же возможности вернулся в Санкт-Петербург и поступил в театральную академию на кафедру режиссуры кино и телевидения. Параллельно работал в «Мастерской Игоря Шадхана» – своеобразной творческой лаборатории, где молодые режиссеры под руководством Игоря Абрамовича делали первые шаги в документалистике. Так появилось несколько моих документальных фильмов, к которым я, конечно, писал сценарии, но не так, чтобы выделял это в отдельное профессиональное умение. И вот однажды санкт-петербургский журналист и писатель Андрей Константинов пригласил меня на встречу и начал разговор примерно так: «Нужно написать сценарий «Бандитского Петербурга 3». Думаю, ты справишься». После этого на столе появилась внушительная пачка купюр. Это был аванс. Я впал в ступор, пытался возражать, что не писал до этого никаких игровых сценариев, что боюсь, что это большая ответственность, нет времени и так далее. Но Андрей практически взял меня за шкирку и отвез к тогдашнему директору «Ленфильма» Виктору Сергееву, который собирался снимать сериал. Сергеев был человеком мудрым, сразу все понял и выдал мне в качестве примера свой сценарий: пиши вот так. И я пошел писать. С тех пор прошло двадцать лет.

– По мемуарам пионеров кино мы помним, что некоторые сценарии гениальных фильмов рождались чуть ли не салфетках в ресторанах или на манжетах рубашек. А на самом деле – с чего начинается сценарий?
– Знаете, у спасателей есть такой термин – «минута тишины». Когда кого-то завалило камнями, породой или рухнувшими конструкциями, объявляется минута тишины, и все молчат. Чтобы услышать шорох или стон, чтобы не упустить живого человека. Вот такая минута всегда бывает у меня. Каждый сценарий, за который я берусь, когда мне предлагают работу, я начинаю с минуты тишины, чтобы понять: доносится оттуда хоть что-нибудь или нет? Мне нужен герой, в которого я влюблюсь, которого я пойму, как самого себя, которого я буду защищать и чью правду отстаивать, каким бы подонком он ни был. Мне нужно в нем многое найти. И главное – убедиться, что он живой.

– Насколько вас сковывал литературный первоисточник? Или, напротив, помогал в работе?
– Никогда не сковывал. Сковывали иногда режиссеры. Продюсеры, редакторы. Я всегда бьюсь за автора в экранизации. Уверен: то, во что мы влюбились в книжке, должно быть и в фильме. Люблю сохранять авторский язык, отношение к героям. А вот у режиссеров и продюсеров очень часто другое мнение. Они зачастую воспринимают литературную основу как некий повод для кино. Я этого не понимаю.

– Ваш первый сценарий для полнометражного фильма был «Суженый, ряженый». Есть ли разница между сценарием для сериала и фильма?
– «Суженый, ряженый» – это первый полнометражный сценарий, который мне предложили доделать. Но к этому моменту уже существовал мой первый сценарий «Папина дочка». Сценарий о Беслане, и я не думаю, что в ближайшее время фильм по нему выйдет на экраны. Хотя сценарий хороший, как говорят все, кто его читал. Когда вступал в Союз кинематографистов, меня там никто не знал. Спросили: «А вы кто вообще? Откуда мы знаем, драматург вы или нет?» Я говорю: «Давайте я пришлю сценарий, и вы решите». Послал «Папину дочку». Через пару дней мне позвонили: «Вы сценарист, мы вас берем».

– Какими сценариями вы особенно гордитесь?
– Теми, что так и не были сняты, к сожалению. Это правда, их немало. Есть и такие, по которым сняты фильмы, но мой сценарий там уже ни при чем.

– Вы писали сценарии к таким популярным сериалам, как «Григорий Р.», «Тихий Дон» и «Годунов». Расскажите о работе над этими проектами.
– Все это очень разные фильмы; у них были различные режиссеры, продюсеры. Для меня самым важным было учиться у тех, с кем сводила судьба – в этом плане очень ко мне благосклонная. Если бы не «Тихий Дон», я бы не поработал с Сергеем Урсуляком, а он – целый университет для сценариста. Кстати, когда Урсуляк мне позвонил, я сначала подумал, что это розыгрыш. Работа с ним была очень непростой, но она была счастьем. Это режиссер, который чуть ли не покадрово знает свой фильм до того, как первый раз сказал: «Мотор!» И потому добивается от сценария стопроцентного попадания в его представление. Работать с таким режиссером очень сложно, но невероятно интересно. «Григорий Р.» прежде всего подарил мне школу работы с первоклассным, уникальным артистом. Когда я первый раз сел «пробежаться по сценарию» с Владимиром Машковым, я увидел сброшюрованный текст в четыреста страниц, где на оборотных листах вообще не было свободного места – все было заполнено заметками, предложениями, схемами и зарисованными мизансценами. Он знал свою роль наизусть, а остальные – близко к тексту. И это, конечно, редкий случай. «Годунов» шел трудно, и, наверное, был самым сложным историческим проектом в моей фильмографии. Столько времени на изучение исторических материалов я еще не тратил никогда. В результате был потрясен тем, каким масштабным получился проект. Главное, что я вынес из этой работы – в истории нашей страны нет мелочей, и все уже когда-то было. Все, что с нами сейчас происходит, – лишь отражение событий, случившихся столетия назад. Но мы ходим по кругу. И пока не сойдем с него, ничего не изменим.

– Часто говорят, что режиссеры и сценаристы постоянно конфликтуют.
– Говорят. Но я лично никогда серьезно ни с кем не ссорился, или, возможно, просто об этом не знаю. Да и потом современный кинематограф не предполагает такого уж плотного сотрудничества режиссера со сценаристом, как в прежние времена, когда сценаристов прикрепляли к съемочной площадке и без них кино вообще не снималось… А вообще-то никто не отменял приевшейся фразы, которую приписывают Сократу: «В споре рождается истина». Я люблю спорить. Особенно, когда оказывается, что прав я. Не знаю, каким гением надо быть, чтобы написать сценарий, в который не будут внесены изменения. Я отношусь к этому спокойно, лишь бы изменения не касались принципиальных вещей. Как музыкант, я люблю ассоциацию с музыкой: сценарист – это композитор. Он, прежде всего, создает мелодию, гармонию, ритм. Но ноты, которые он пишет, аранжируют для оркестра, который будет исполнять произведение. Придет дирижер, который внесет свои нюансы, музыканты, которые сыграют в силу своего таланта. Не меняйте мелодию, сыграйте ее до конца, я и слова не скажу.

– Сейчас вы снимаете фильм уже как режиссер. Откуда появилось желание делать свое кино? О чем оно?
– Все неожиданно сошлось. Сценарий был написан давно, но все как-то не было понимания, что с ним делать. Потом я познакомился с отличным продюсером Леной Янбухтиной, нашелся инвестор, подобралась команда. Легендарный оператор Сергей Астахов, с которым мы тесно общались на съемках «Сердца Пармы», прочел историю и предложил себя в качестве оператора-постановщика. Перед самыми съемками меня поддержал Федор Бондарчук. Я вспомнил, наконец, что в моем дипломе написано: «Режиссер». Когда все сходится, нужно хвататься и бежать. И я побежал. Это кино – оммаж, посвящение моей любимой «социальной группе» – артистам. Людям, чья профессия, к сожалению, всегда лотерея. Людям, которых я бесконечно люблю. Ведь самый большой кайф – это когда ты что-нибудь придумал, взял из головы и записал, а потом каким-то чудом эти твои почти случайные слова превращаются в дыхание, в слезы, в движение глаз, рук. Оживает то, что ты придумал. Этого не было и вдруг появилось. С помощью волшебного существа, которое называется «артист». Когда это чудо случается, я до сих пор радуюсь, как ребенок.

– Как вам работалось в нынешних условиях?
– Снимали мы, конечно, не без приключений – в масках и с соблюдением всех необходимых мер безопасности. Но мне как дебютанту все это совершенно не мешало. Просто не с чем было сравнить.

– В юбилейный год можете подвести некий итог своей творческой жизни?
– У меня нет классического сценарного образования, и я совершенно этого не стыжусь. В обучении музыке существует такая техника – «снять с рук». Человек показывает, играет несколько нот; ты садишься следом и играешь эти несколько нот. Посмотрел, повторил и так далее. Все люди, с которыми меня сводила счастливая судьба в эти двадцать лет, – это мои учителя, мои наставники. И это те люди, у которых я «снимал с рук». Всем им я безмерно благодарен, ведь они все же научили меня чему-то, раз уж говорят, что получается у меня неплохо. С какой бы иронией я ни относился к значимости моей профессии, для меня это любовь, дело моей жизни. То, чему я абсолютно предан и ни на что не променяю.

Источник